Эхолалия

Коллективный монолог

Это наиболее социальная форма из эгоцентрических разновидностей языка ребенка, потому что к удовольствию разговаривать она прибавляет еще удовольствие произносить монолог перед другими и этим привлекать - или полагать, что привлекаешь, - их интерес к его собственному действию или к собственной мысли. Антон и Стас строят вместе домик из кубиков: «Из этого можно сделать крышу. -Я хочу поставить трубу».

Теперь мы можем уточнить критерии, которые позволят отличить коллективный монолог от адаптированной информации. Коллективный монолог имеет место всякий раз, когда ребенок говорит о себе за исключением тех случаев, когда ребенок говорит о себе во время совместной работы с собеседником (как в предыдущем примере постройки церкви) и за исключением диалогов. Мы допускаем, что диалог будет иметь место, когда собеседник отвечает на предложение, говоря о предмете, о котором идет речь в этом предложении (как в предыдущем примере о трамвайном абонементе), не говоря чепухи, как в коллективном монологе.

Итак, адаптированная информация имеет место всякий раз, когда ребенок сообщает собеседнику о чем-либо другом, кроме себя, или когда он, говоря о себе, затевает сотрудничество или просто диалог; но пока ребенок говорит о себе, не сотрудничая с собеседником и не затевая диалога, мы имеем коллективный монолог.

Эти определения и неудачные попытки с помощью коллективного монолога приобщить других к действию говорящего делают еще более удивительным тот факт, что у Никиты и Стаса число высказываний в форме адаптированной информации вдвое меньше, чем коллективных монологов.

Вот примеры этих статических, или описательных, сообщений:

Стас и Никита: «Это 420»; «Нет, 10 часов»; «Крыша не такая [говоря о рисунке]»; «Это деревня, большая деревня» и т. д.

Даже при разговоре детей между собой о явлениях природы их взаимные сообщения не касаются причинности:

Стас: «Гром, он катится. - Нет, он не катится. - Это вода. - Нет, но он не катится. - Гром, что это такое? - Гром это… [не заканчивает]

Это отсутствие причинных объяснений должно быть особенно отмечено, когда речь идет о машинах, велосипедах и т. д., о которых дети говорят иногда между собой, но всегда в том же статическом ракурсе:

Стас: «Эта та же самая рельса»; «Смешная машина»; «Велосипед на двух колесах».

А ведь каждый из детей в отдельности способен объяснить механизм велосипеда: Полина --удовлетворительно, а Стас -- очень хорошо У каждого из них множество представлений о механике, но они между собой о них не говорят. Причинные связи остаются невысказанными, и каждый думает о них про себя, вероятно, потому, что ребенок мыслит их скорее образами, чем словами. Одна лишь статическая сущность выражена при помощи слов.

Это свойство особенно поразительно, когда дело идет о сотрудничестве детей в общей игре.

Вот, например, Никита и Антон, занятые совместным рисованием дома.

Никита: «Там нужно кнопочку для света, нужно кнопочку для света .»; «Потом я сделаю этричество .»; «Два этричества, смотри. Будет две этричества. Там все площадки этрические».

Вот те из рассуждений ребенка с ребенком, отмеченные нами у Стаса и Никиты, которые более всего походят на причинное объяснение; они остаются почти исключительно описательными:

Стас: «Надо немного воды. Она очень твердая, зеленая краска, очень твердая .»; «Из картона, ты не знаешь? Ты умеешь это делать, но это чуточку трудно для тебя, и для всех».

В отношении же характера споров между детьми замечательно то, что здесь наблюдается полнейшее соответствие с описанным явлением: как наши оба испытуемые не сообщают друг другу своих размышлений, касающихся причины и основания явлений, точно так же они и не мотивируют в споре своих утверждений посредством логических «потому что» или «так как». Спор у них, за двумя лишь исключениями, состоит из простого столкновения утверждений без логического оправдания. Он принадлежит к типу, который мы в нашем труде о стадиях разговора между детьми (см. следующую главу) назовем «примитивным спором» и охарактеризуем именно отсутствием мотивировки.